Владимир Троепольский
Иерей Владимир Капитонович Троепольский, принявший мученическую кончину 29 декабря 1905 года, был предшественником отца Николая Царенко. Уроженец Орловской губернии, он в раннем детстве лишился родителей и воспитывался сперва в духовном училище, а затем в Орловской духовной семинарии, которую окончил в 1884 году. До принятия священства он трудился в различных ведомствах, был в течение года псаломщиком, служил в армии как вольноопределяющийся и даже сдал экзамены на прапорщика армейской пехоты. Но казарменная жизнь была ему не по душе, и он ушел в запас и устроился чиновником при Таврическом губернском правлении и помощником управляющего канцелярии губернатора. Священный сан он принял в 1891 году по призванию, трезво и сознательно испытав перед этим свои наклонности и таланты на других поприщах. 14 лет он ревностно служил в различных местах, в том числе и в Ильинском храме поселка Саки, где его трудами была устроена колокольня, приобретено 200 десятин земли для церкви. Мечтал устроить при сакской грязелечебнице дом, в котором за небольшую плату могли бы останавливаться малоимущие больные, для чего убедил прихожан подарить церкви необходимый участок земли, и более того – собрал деньги для устройства новой церкви. Епархиальные чиновники перевели отца Владимира в 1898 году в Иоанно-Предтеченскую церковь Керчи, а в следующем году переместили в Алупку, где его ожидал не курортный отдых, а большой самоотверженный труд. Там при помощи добрых людей, отзывавшихся, как правило, на его искренний призыв, он устроил небольшую церковь на кладбище, а затем приступил к постройке приходского храма и вчерне закончил этот великолепный проект. При этом он сполна был загружен пастырскими трудами: проповедью среди многочисленных, плотно заселившихся в Большой Ялте штундистов, уроками Закона Божия в школах. И более того, его сил и пастырского оптимизма хватало, чтобы обличать злонамеренных людей, убежденных революционеров, сеющих смуту и раздор в Отечестве, что было в то время уже небезопасным делом.
В личной жизни отца Владимира отличала сосредоточенная скромность, гармонично сочетавшаяся с его священнической деятельностью. В общении с паствой он был тих и ласков, внимателен и обходителен. Он умел поддерживать со всеми прихожанами искренние и дружественные отношения, не различая лиц высокопоставленных и простых. При этом тон и стиль его обращения с людьми не менялся и не задевал самолюбия сильных и богатых и не унижал бедных и обездоленных. Никому из обращающихся к нему за советом и помощью он не отказывал и, насколько мог, помогал словом и делом.
По всей видимости, проповедническая деятельность отца Владимира вошла в определенные противоречия с революционерами, стоявшими в непреклонной оппозиции к Церкви и ее ревностным пастырям. Но по каким-то причинам цель убийства не была раскрыта. Во всех случаях очевидцы, близкие к семье Троепольских, свидетельствуют о большом беспокойстве отца Владимира последние два-три месяца до его мученической кончины. Священник В.Никольский писал в некрологе: «В это тревожное время, когда освободительное движение открыто приняло насильственно революционный характер, когда люди крайних партий, причем не стесняясь, особенно сильно вели свою пропаганду в Ялте и ее окрестностях, призывая народ к борьбе с правительством и вооруженному восстанию, – о. Владимир, по долгу гражданина и пастыря, смело выступил со словами обличения этих людей. Где только представлялся удобный случай и возможность, он убеждал народ не увлекаться льстивыми и заманчивыми речами этих людей, не участвовать в гибельных для государства забастовках, уяснял истинное значение манифеста 17 октября, призывал принять с благодарностью дары, возведенные этим манифестом, призывал свою паству к миру и спокойствию. Приходилось о. Владимиру много бывать на митингах крайних партий: здесь он не оставался немым слушателем, просил себе слова, в котором увещевал собравшихся слушателей не верить заманчивым речам ораторов, не увлекаться несбыточными их мечтаниями. Такая деятельность отца Владимира была, разумеется, не по сердцу приверженцам крайних партий. Послышались угрозы ему; получены были им письменные предупреждения. Отец Владимир перестал бывать на митингах, но не перестал говорить с церковного амвона своей пастве о мире, любви и спокойствии. Ввиду недобрых слухов и угроз жена отца Владимира, и близкие к нему лица просили его более не говорить на темы политического характера, умолкнуть в это неспокойное время, пожалеть себя и своих маленьких детей. Но он, оставаясь непреклонным, отвечал им: если пастыри в такую тяжелую годину не будут отвлекать свою паству от неправых путей, то кто же вместо них может это сделать? Тем не менее отец Владимир предчувствовал что-то неладное, недоброе.
Незадолго до наступления Рождественских праздников он купил револьвер, кое-какие сделал запоры к дверям своего дома, ветхого и покосившегося, ни днем, ни ночью не запиравшегося <…>».
Дальнейшие события развернулись трагически. По всей видимости, решение о ликвидации неудобного священника было уже принято, и оставалось только его исполнить. В первый день Рождества отец Владимир получил письмо от неизвестных, в котором ему обещали в скором времени прийти… «поздравить с праздником». Последние ночи отец Владимир ложился спать с револьвером под подушкой, что было дляего духовного устроения непривычно и противочувственно. Но, как он полагал, жена и малые дети нуждались в защите. 28 декабря, отслужив вечерню, священник в 5 часов возвратился домой, к нему зашел диакон Макаренко, попил чай, забрал годовой отчет по церкви и ушел.
В кабинете, где находилась его жена с двумя малолетними детьми, он собирался заняться со старшим сыном греческим, двое других оставались в столовой. Но еще не приступив к занятиям, он услышал какой-то шум и непонятную суету, в коридоре, ведущем во двор, трое незнакомцев с кем-то говорили, спрашивали, где священник. Прислуга хотела сообщить о странных визитерах, но ее оттолкнули со словами: «Ты нам не нужна» и ворвались в кабинет. На бегу, по свидетельству прибежавшей за ними прислуги, один из пришедших опустил руку в карман и что-то вынул. Приподнимаясь, священник спросил: «Что вам надо, голубчики?» И в это время получил удар ножом в плечо. Священник оттолкнул нападавшего и попытался выбежать… Завязалась борьба с тремя вооруженными людьми, одного из которых отец Владимир успел повалить на пол. Но в следующее мгновение священник упал от удара кинжалом и умолк. Один из злодеев наклонился к нему и сказал: «Батюшка, простите!» И услышал тихий ответ: «Бог простит». Последовал еще один удар кинжалом. Все это происходило на глазах у окаменевшей от ужаса матушки и малолетних детей, спрятавшихся в складках ее платья. Семилетний мальчик вскочил на подоконник и скрылся за занавеской. Старший, одиннадцати лет, в испуге бросился на кухню, выбежал на улицу вместе с прислугой и с криком о помощи побежал к соседним домам. Покончив со священником, убийцы приставили окровавленный кинжал к матушкиной груди. Она очнулась: «Вам деньги нужны? Я вам всё отдам. Мужа убили, можете и меня убить, только моих малюток не трогайте». Они сказали, что ее не тронут, взяли 250 рублей, завязанные в платок, 150 – месячный доход причта и 100 рублей, полученные отцом Владимиром из майората Воронцова-Шувалова, – и не стали в поисках ценных вещей рыться в комодах. Даже золотые часы и цепочку, висевшие на груди отца Владимира, не взяли. Придя в себя, матушка с криком выбежала на улицу: «Доктора, доктора позовите!» Люди, услышавшие крики, стали приходить к дому Троепольских. Они прошли мимо убегающих убийц с удивлением, спрашивая друг друга: куда спешат эти люди?
Подававшего признаки жизни, залитого кровью отца Владимира положили на диван. Вскоре появились три врача из Алупки. Мало-помалу приходя в себя, священник, обращаясь к врачу, спросил тихим голосом: «Положение безвыходное?» «Этого сейчас сказать нельзя, но серьезное», – ответил врач. «В таком случае, пошлите к отцу благочинному, сообщите о случившемся и о том, чтобы он немедленно приехал напутствовать меня Святыми Дарами, да непременно дайте вооруженную охрану». Из Кореиза незамедлительно приехал благочинный отец Василий Попов в экипаже с тремя вооруженными людьми и причастил умирающего. После этого врачи стали перевязывать и оперировать отца Владимира. Одна рана – широкая, сквозная и как бы рваная, а их было четыре, нанесена в левое плечо. Кинжал скользнул по кости, и острие его вышло около сосца. Другая была нанесена в руку, тоже сквозная. Третья – тяжелая, нанесена в бок, широкая, так что было видно даже легкое. И четвертая – самая тяжелая, смертельная. Кинжал скользнул по кости, стесал ее часть и попал внутрь живота – слепая кишка и часть других внутренностей выступили наружу.
Перевязка и операция длились около часа, отец Владимир спал под действием хлороформа. Врачи установили дежурство, чтобы отец Владимир ни на минуту не оставался без помощи. Очнувшись, священник, насколько возможно, терпеливо переносил сильную боль. Врачи употребили все доступные средства к облегчению мучительных страданий. Он еще раз спросил у врача о своем состоянии, сделал распоряжения и наставления неотлучно находившейся рядом жене… Обессиленный от потери крови, священник находился в полузабытьи, все реже приходил в сознание. К вечеру 29 декабря жизнь стала угасать и в половине пятого вечера, пострадав сутки, с молитвой к Богу отец Владимир преставился. О преступлении епископу Таврическому Алексию (Молчанову) сообщили по телеграфу: «Вчера в шесть часов вечера Алупкинскому священнику Троепольскому в квартире злодеи нанесли несколько серьезных колотых ран в живот, грудь и голову. Положение здоровья очень тяжелое. Исповедовал и причастил благочинный Попов». Архиерей запросил подробности и в тот же день получил еще одно сообщение: «О. Троепольский мученически скончался от рук злодеев. Подробности почтительнейше донесу». Епископ отправил матушке сочувственную телеграмму: «Сердечно разделяю ваше ужасное горе. Бог успокоит пастыря-мученика, вас, семью утешит. Епископ Алексий».
Весть о злодеянии разнеслась мгновенно и произвела на всех удручающее впечатление. У некоторых появился страх, переходящий в ужас, и они покинули Алупку.
Личности убийц так и не установили, как, впрочем, и мотив преступления – была ли это деятельность священника или что-то еще. Очевидно, если бы матушка не отдала деньги, они не стали бы их искать, во всяком случае, ценные вещи они не взяли. В Севастополе 31 декабря арестовали трех лезгинов, будто бы причастных к убийству. По этому поводу появилась заметка в ялтинской газете о какой-то шайке, орудовавшей в окрестностях Ялты, но в это мало кто поверил.
Отцу Владимиру было 42 года, и он оставил пятерых детей, старшему из которых было 11 лет, а младшему – два с половиной года. Жена оказалась совершенно без средств к существованию, и отца Владимира хоронили на деньги, собранные прихожанами.
Погребение священника, на которое прибыло почти все духовенство Ялтинского округа, состоялось в субботу, 31 декабря. Во время заупокойной литургии церковь была переполнена, люди стояли на улице, воздавая должное любвеобильному пастырю. Владыка Алексий говорил о страдальческой кончине отца Владимира и пригласил всех «помолиться за душу достойного иерея, живот свой положившего за святое дело пастырства», и, обращаясь к усопшему, «просил его дерзновенных молитв перед Пастыреначальником Христом, да поможет Он Своему пастырству добро править слово истины в такое многомятежное время, как нами переживаемое. Мятежное время прервало жизнь отца Владимира. Но верим, что пролитая кровь мученика-пастыря не только не уменьшит силы церкви и пастырства, напротив, эта кровь будет семенем, из недр которого родятся, вырастут, явятся новые ряды таких же бесстрашных пастырей-героев, готовых принять мученический венец за дело Христово».
По всей видимости, архиерейское пророчество начало исполняться в полной мере уже через 12 лет.
Среди множества венков, возложенных на гроб, были от семьи графа Д.Милютина, от комитета по постройке храма, от О.Н.Смуровой и многих других. Первый венок был принесен временно проживавшими в Алупке солдатами 14-й роты 52-го пехотного Виленского полка, с которыми священник занимался Законом Божьим и вел духовно-нравственные беседы.
После гроб был обнесен вокруг храма, и торжественная процессия отправилась на кладбище. В три часа дня останки священника Владимира были опущены в могилу. Собравшиеся, не сговариваясь, увидели в происшедшем грозное предупреждение о ближайшем будущем и с еще неосознаваемой тяжестью в умах и сердцах стали расходиться по домам.
Цит. по: Доненко Н., прот.
Ялта – город веселья и смерти: Священномученики
Димитрий Киранов и Тимофей Изотов, преподобномученик
Антоний (Корж) и другие священнослужители Большой Ялты (1917–1950-е годы).
2-е изд. – Симферополь: Н.Орiанда, 2015. – С. 421-430